Восемнадцать старых дев и пузатый доцент Давид Суренович Бесфаков облепили меня в тесном конструкторском бюро оптико-механического завода вскоре после университетского распределения.

Тридцать шесть вязальных спиц звонко клацали по нетопленным батареям под аккомпанемент спаривающихся мух.

Пятьсот семьдесят шесть заточенных сплетнями зубов стирали в пыль крошки поделенного на всех тульского пряника.

Театр «Фаллопиевой Комедии» начинался в полседьмого утра с каторжной проходной, еле вмещающей двух разъярённых медведиц в погонах. 

«Светлое будущее» щедро дубасило копировальщиц, штамповщиц,клепальщиц, готовя из каждой такелажницы и развальцовщицы убойщицу скота и водительницу аэросаней.

В законе была лишь приземистая Клавдия Еремеевна Ротозеева.

Испещрив за четверть века 25000 километров ватманской ткани, горгулья труда накопила, наконец, на цветной  «Рубин», который взорвался через неделю во время сольника Бюль-Бюля Оглы. Подгыркивающую азербозу Еремеевну еле отпоили барбарисовыми киселями в заводском профилактории, после чего одарили пойманным на запретной территории завода вислоухим щеночком.

-Тося проголодалась!! Я на мойку за косточками, - пылесося тополиный пух полуметровым начёсом, спешила отовсюду к беспородной любимице счастливая чертёжница.

Только один- единственный раз крысомордая Тося сорвалась с поводка и скрылась в ближайшем овраге, и лишь чумовые рыки хозяйки вернули беглянку в монашескую хрущёвку.

Однако, вездесущее горе всё-таки не посчитало нужным обделить собой прыткую девственницу и её блудливую сучку. Вскоре собачка таки раздалась, округляясь, и в муках родила наследника, который, вымахав с пятикратный размер матери, запорол её насмерть при первой же случке. Кобелиный инцест происходил на глазах цепенеющей Еремеевны, от чего серое вещество Клавы тронулось с расчерченного места в бессрочную самоволку.

С сей поры ветеран труда не нуждалась ни в калькуляторе, ни в телевизоре, ни в каком -либо психотерапевтическом одолжении..

Убожество недостроенного коммунизма и его окрестностей воспринималось мною не иначе, как парадоксально-генетическая фантасмагория, разбавляемая серийными кражами ветераном соцтруда Мамукиным авансовой мелочи из моего тощего кошелёчка.

Габит Нагреевич пеленговался на месте преступления во время очередного субботника, а в понедельник на моём рабочем столе робко дрожала покаянная малява:

«Прости меня, Вика, я – Дурак!»

Три года отработки по распределению на закрытом заводе мерещились пожизненным приобщением к клану «Коммунальный Скотный Двор».

Актом «Протеста Яичников» лелеялось претворить в жизнь сцену повешения молодой специалистки в мужском туалете, пробегая мимо распахнутой двери которого, я быстро взрослела от вида несмытых в пастях унитазов личинок размером с полено.

Плюс-минус забрызганные до потолка горчичными веснушками стены мужского лепрозория провоцировали запрячь ивановских ткачих за бессмертный конвейер по пошиву дегазационных рыцарских памперсов.

Отрабатывать рокадные пути преждевременной эвакуации с душегубного предприятия  я предпочитала во время воскресных прогулок на водном трамвайчике, с конечной остановкой «Речной вокзал», где в портовом буфете работала хромоногая красавица Любка. Дружба с ней завязалась ещё в лефортовской общаге, где Любка ловко обвешивала в местном буфетике голодных вундеркиндов. Скорешившись со мной, смешливая деваха хвасталась за литровыми бутылями тамбовского первача, как пичкает аспирантов разбавленным тыквенным соком, и предлагала снимать   вскладчину,на двоих, отдельную квартиру.

В Банном переулке к нам тут же подкатил солидный мужчина со сложным перегаром, представился безработным полярником и предложил практически даром, но с годовой, разовой оплатой, двухкомнатную квартиру в Строгино.

Мы тут же помчались по знакомым, наскребли деньгами, вещами, долгами и полдничали уже в королевских условиях, весело перебрёхиваясь из раздельных комнат.

А вечером  квартиру открыли свои ключом  подлинные хозяева: кооперативный клоун, жена его-грузчица, тёща- повариха, болезный ребёнок и подольский кот с расстройством желудка.

Сначала тёща кинулась нас вышибать , потом клоун решил показать свежий фокус со спичками, враз поскользнулся и упал на занавеску, которая мигом загорелась, опалив кота, отчего заголосил неподмытый ребёнок. 

В конце концов нам укоризненно позволили пожить месячишко в маленькой комнате.

Я моталась на завод, вечно опаздывая на первые автобусы и просаживая смешную зарплату на частников, а Любка устроилась в порт обвешивать рассеянных туристов.

В тот воскресный день напротив меня на плывущей скамейке водного трамвайчика расположился молодой, библиотечного вида, иностранец в светлом льняном костюме, с деревянной бабочкой на шее и металлическим дипломатом в левой руке.

- Мой имья Рольф, Франкфурт турист, тебья как диля??

Да как у тебя в сорок пятом,- подумалось, но спросила - другое:

- Ты левша??

- Шпасиба)), мочна я немношька пакушать??

- Пакушай, пакушай, хоть акцент твой прусский и имя твоё нерусское..

Фриц мигом раззявил на своих костлявых коленках портативную самобранку и, приступил к муравьиной сервировке. Батюшки, чего там только не было: и закуски и напитки, и специи, и зубочистки, и даже малюсенький пылесосик для крошек.

Ел, проигравший все войны, чисто и  быстро, а вот сортировал объедки нудно и поминально, даже скрепочки из упаковок дотошно складировал.

Вот такие гоняли с планшетами на мотоциклетах, потом заразные прививки делали военнопленным, деда моего Данилу осколками в лёгких замордовали. Ну, а потом.. с обмотанными клешнями.. брели навстречу снежной пороше.. а сейчас такой чистенький, вражина, небось, и шпион ещё, раз не боится один по русским канавам шастать. УУУ, Немецкая гадина, навьючить бы его нашими, вечно партизанскими, проблемами - ссыкунка маменькиного..

Но что-то было в этом, оторванном от привычной действительности страннике, независимое от любых обстоятельств, какая-то внутренняя свобода  и неперечёркнутое достоинство. Пусть будет.

Тем временем катер причалил к Речному вокзалу, я сонно побрела к Любкиному киоску, а фриц замаршировал следом, тщетно выискивая раздельные мусорные бачки для бумаги, целлофана и, непременно, для скрепок.

Возле киоска топтался развязный, потный увалень с оспинами на наглой роже:

- Любка, хряпни вялого, а то как зашлю тебе контрольную закупку- живо на Потьму укатишь булки растрясать, а то они  у тебя свесились от загустевшей  начинки, гыгыгы

- Какой же вы, Шурик, всё-таки язьвёнок,  ну просто Шерлок Холмсик, даром, что родом из Барановичей!! Да вы бы почаще настоящих убийц и насильников ловили - вон сколько трупных подснежников  с оттепелью проклюнулось.. и как только вас, холостого опера, висяки по ночам не преследуют??

- Так шла бы ты за меня, задастая, заодно и башли бы в одну кружку посыпались.

- Вот вам и пиво и хлебец, а мне кассу сдавать пора, закрываюсь.

Контуженный похмельем жлоб заграбастал взяткими клешнями громоздкий бутерброд с окороком и слепо кусанул его, заливая струю тёплого пива в раззявленную пасть.

Дальше всё произошло, мягко говоря, без изысканных манер: представьте себе любительское фигурное катание по асфальту шатуна-медведя , исполняющего заключительный тройной тулуп с петлёй на шее.

Ровно столько же, минуты три, корчился младший лейтенант охранительных органов Шурик Белоштан, пытаясь отхаркнуть настырную поросячью шкурку: багровел, хрипел, мычал, кривил глазами, пускал пузыри, показывал язык и, наконец, плашмя рухнул на раскалённый асфальт, распугав голубей и отколов буйным затылком кованое перильце городской скамейки.

 Правая штанина его укороченных брюк предательски темнела, а на высунутый, сизый язык не спеша приземлился мохнатый шмель.

-Сдох, мерзость человеческая!! Свят, свят, свят, накажи его там как следует, иуду подлючного!!- возбуждённо выдохнула Любка

Фриц невозмутимо щёлкнул китайским фотиком.

К нам уже бежали слоноподобные сотрудники милиции.

-Инспектор уголовного розыска Лев Лаптев. Не двигаться! Ваши документы!

Фриц протянул аусвайс, а при мне был только блеск для губ и носовой платочек.

- Мы то тут причём?? Это ваш коллега выходной всем подпортил.

- Разговорчики! Валюта при себе имеется? Это кто  с вами - настоящий немец или гэдээровец?? Вам, мадам, светят сразу 2 статьи: убийство сотрудника советской милиции и крупные валютные махинации. Пятнашка особого гарантирована.

- Лёвчик, да всё в порядке, это сестра моя из Покровки с новым женихом навестить меня приехала! А Шурик сам подавился, ему никто не помогал! - заверещала находчивая Любка.

-         Так я и знал,- щербато ухмыльнулся  ушлый опер

-          ну да что теперь! И что ему в засаде не сиделось…штрафовал бы себе нарушителей общественного порядка, имея на лице улики справлявших в кустах нужды!! Ну да ладно, мы наградим его посмертно за гибель при исполнении, а вы - ко мне, как свидетели, и чтобы как штык в понедельник, с утра, по повесточке!

- А вы повесточки не продадите?? – мысль сачковать с завода пришла в голову машинально.

- Это через Любку, раз она сеструха ваша, разберёмся, в жизни нет непродажных вещей.

Вечером у нас, в чужой квартире, был немецкий гость и роскошные Любкины пельмени. Клоун накарябал на стене ещё одну красную галочку напротив чёрной, а это oзначaло, что в этот раз он был не проходным, а первым мужчиной для новой ассистентки. Жена клоуна опять вдрызг напилась с грузчиками. Тёща сожгла волосы перекисью водорода, а инфантильный ребёнок выкинул кота в мусоропровод.

Сытно ели, плотно выпивали, много смеялись, а перед десертом, из неплотно прикрытых антресолей, вдруг высунулся мой студенческий тубус с дипломными чертежами:

«Боевой танковый прицел» - соски мои тут же щекотливо вздрогнули, и немец с интересом  дёрнулся:

- Што Э Т А ?

- БАЗУКА-БАЗУКА-БАЗУКА!! - зашлась я внеутробным хохотом.Тха-ха-ха!

Теперь уже фриц чуть не подавился пельменем.Через неделю к моему рабочему столу подлетел трясущийся Давид Суренович.- Там.. там.. звонок с заводского коммутатора.. консул немецкий на проводе.. тебя, Виктория Юрьевна (Бесфаков впервые назвал меня по имени-отчеству), приглашает в Германию Президент Вестфальского Охотничьего Клуба и интересуется, есть ли у Вас разрешение на ношение Б А З У К И..

(Занавес)